Цели устойчивого развития: насколько продвинулась наша страна к счастливому будущему

Все ЦУР можно условно разделить на три группы: социальные, экологические и управленческие. К социальным относятся повсеместная ликвидация нищеты и голода; улучшение питания, воды и санитарии; обеспечение здорового образа жизни, качественного образования, гендерного равенства, доступа к источникам энергии, полной, эффективной и достойной занятости, безопасности поселений; снижение неравенства внутри стран и между ними.

К экологическим — противодействие изменению климата; сохранение и рациональное использование мирового океана и морских ресурсов; защита и восстановление экосистем суши; реализация рациональных моделей потребления и производства.

К управленческим — содействие эффективному экономическому росту, созданию устойчивой инфраструктуры, индустриализации и внедрению инноваций; построение миролюбивых и открытых обществ; доступ к правосудию для всех; формирование эффективных институтов управления и активизация механизмов глобального партнерства.

Эта резолюция стала первым и до сего дня остается единственным международным актом, дающим правовое основание для систематической оценки продвижения разных стран по пути устойчивого развития и возможность предвидеть обострения болезненных для своей страны проблем и планировать их решение, что актуально не только для слаборазвитых стран, но и для высокоразвитых, включая Россию.

Кроме целей резолюция содержит 169 конкретизирующих их задач. Проиллюстрирую их двумя из семи задач достижения цели ликвидации нищеты, имеющими количественные показатели (всего в ООН определили 279 таких показателей).

Первая — обеспечить, чтобы никто и нигде не был вынужден жить на сумму менее 2,15 доллара США в день на человека (эту границу абсолютной бедности буквально только что Всемирный банк поднял с учетом инфляции до 3 долларов США). Международная статистика свидетельствует, что такие люди есть не только в самых бедных странах, но и в самых богатых — не менее двух на тысячу жителей.

3 доллара — это, по текущему курсу нашего Центробанка, примерно 240 рублей в день, или 7200 рублей в месяц. По данным Росстата, в 2024 году доходами до 7 тысяч рублей располагали в среднем 0,6% россиян, а в самых бедных регионах — Тыве, Ингушетии и Кабардино-Балкарии — доля таких была в 3–5 раз выше. Значит, в абсолютной бедности живут около миллиона наших сограждан, и задача вывести их из столь бедственного положения для России остается очень актуальной.

Вторая задача — сократить к 2030 году не менее чем вдвое долю людей, живущих ниже национальной черты бедности. Россия, похоже, справится с ней за пять лет до конца срока: в 2015 году доля тех, чьи доходы были ниже официального уровня бедности, составляла 13,5%, в 2024-м — 7,2%, почти вдвое меньше (при том, что этот уровень — среднедушевой прожиточный минимум в стране — поднялся за это время с 9,7 до 16,8 тысячи рублей).

На базе информационных ресурсов ООН и других международных организаций мне пока удалось проанализировать 20 показателей в области устойчивого развития, по которым имеются сопоставимые данные для многих стран. Что позволяет сравнить российские данные со средними значениями этих показателей по 12 странам — ключевым членам Организации экономического сотрудничества и развития: Австралии, Великобритании, Германии, Испании, Италии, Канаде, Португалии, США, Франции, Швейцарии, Швеции и Японии.

Помимо уже упомянутой доли населения ниже черты бедности это показатели недоедания, заболеваемости туберкулезом, материнской смертности при родах, задержки роста у детей, рождаемости среди девушек 15–19 лет, организованного обучения дошкольников, квалификации школьных учителей, распространенности курения, долей женщин в национальных парламентах и на руководящих должностях, доступности безопасного водоснабжения, нагрузки на водные ресурсы, безработицы, доли не работающей и не учащейся молодежи, неравенства доходов, доли оплаты труда наемных работников в ВВП, расходов на НИОКР, доли в ВВП продукции высокотехнологичных и наукоемких отраслей, доли исследователей в населении страны.

Как же выглядит по всем этим показателям Россия в сравнении с США и ОЭСР?

Доля населения, живущего за национальной чертой бедности, в России (7,2%) примерно на том же уровне, что и в США, но в 2,3 раза ниже ОЭСР (17%). Однако надо иметь в виду, что прожиточный минимум, определяющий эту черту, в России равнозначен 200 долларам, и это в десять меньше, чем в США, и в 5–8 раз меньше, чем в странах ОЭСР.

С заболеваемостью туберкулезом, который издавна считается спутником нищеты, картина, аналогичная бедности: на 100 тысяч жителей в России и США им болеют 2,6 человека, в ОЭСР 6,7.

А вот доля среди населения недоедающих у нас (3,8%) в полтора раза выше, чем в США и в ОЭСР. Еще хуже с задержкой роста среди детей до пяти лет: в ОЭСР ей подвержены 3,4% детей, в США 3,6%, в России 12,7% — более чем втрое выше. Оба эти показателя подтверждают, что российский прожиточный минимум не гарантирует питание, удовлетворяющее естественные потребности организма. За последние 10 лет прожиточный минимум вырос на 83%, но этого явно недостаточно, так что важнейшей обязанностью государства должно стать его скорейшее увеличение хотя бы до уровня Китая, где он составляет, в зависимости от региона, от 300 до 500 долларов.

Не меньше, чем в пище, люди нуждаются в воде. Доля населения, пользующегося услугами безопасного водоснабжения, в России составляет 96,9%, в США 97,5%, в ОЭСР 98,4. Кажется, это очень высокие показатели, и отстаем мы совсем немного. Однако тех, кто не обеспечен безопасной водой, у нас 3,1% против 2,5% в США и 1,6% в ОЭСР. И это 4,5 миллиона россиян, здоровью которых используемая вода причиняет вред.

Такое положение тем более нетерпимо, что уровень нагрузки на водные ресурсы (доля забора пресной воды в ее запасах) в нашей стране едва ли не самый низкий в мире: 1,35% (в США 28,2, в ОЭСР 14,0%). В Израиле, стране с нагрузкой на водные ресурсы не менее 80%, безопасным водоснабжением обеспечены 99,5% населения. Так что непреодолимых препятствий у нас быть не может, и безопасная вода для всех тоже должна стать для государства приоритетной задачей.

Что касается материнской смертности при родах, в России она составляет 10,6 на 100 тысяч родившихся живыми детей, что немного меньше средней в ОЭСР (9,0), но вдвое ниже, чем в США (21,1). А по числу родов на 1000 женщин от 15 до 19 лет Россия (13,4) почти совпадает с США, но более чем вдвое опережает ОЭСР.

По доле курящих среди лиц в возрасте от 15 лет Россия (29,2%) уже не так сильно отличается от США (24,3%) и ОЭСР (22,0%), как в начале 2000-х. Сработало у нас то же, что и в этих странах на несколько десятилетий раньше: с ростом достатка люди начинают больше ценить здоровье как необходимое условие ведения приятного им образа жизни. Думаю, определенную роль сыграло и установление высоких цен на табачные изделия и ограничений для курильщиков.

В организованных видах обучения в течение года до официального возраста поступления в школу в России участвуют 86,5% детей, в США 95,7%, в ОЭСР 92,9%. Видимо, профильным ведомствам стоит обратить внимание на недостаточно полное использование у нас этого ресурса подготовки к школе. Как и на тот факт, что доля учителей с минимальной требуемой квалификацией у нас 97,1%, тогда как «у них» 100%.

По показателям равноправия женщин картина неоднозначная. В России они занимают почти половину всех руководящих должностей (48,8%) — несколько больше, чем в США (42,6%), и в полтора раза больше, чем в ОЭСР (33,8%). Однако в «высшей лиге» — среди депутатов своих парламентов — их доля в России существенно меньше: 17,9% против 29,1% в США и 33,5% в ОЭСР.

Уровень безработицы у нас ниже, чем в США и в ОЭСР: 3,2% против 3,6 и 4,7. И доля молодежи от 15 до 24 лет, которая не работает и не учится, у нас тоже несколько ниже: 8,7% против 11,2% в США и 9,5% в ОЭСР.

По показателю доходного неравенства в стране (коэффициент Джини) мы достаточно близки: у России 40,5%, у США 41,3, у ОЭСР 36,2%.

А вот по доле в ВВП доходов наемных работников Россия отличается очень существенно: ее 40%, почти в полтора раза меньше 59% в США и 58% в ОЭСР. Это значит, что сравнивая объемы фактического потребления наемных работников в этих странах по среднедушевому ВВП, для нашей страны надо применять понижающий коэффициент 1,5.

Три последних показателя характеризуют научно-технический уровень стран: соотношение расходов на НИОКР с ВВП, доля в ВВП продукции высокотехнологичных и наукоемких отраслей и количество исследователей на миллион жителей. Увы, по всем трем мы отстаем, и очень сильно. По первому (у нас 1%) от США в 3,5 раза, от ОЭСР в 2,5 раза, по второму (у нас 22,2%) от обоих вдвое, по третьему (у нас 2,6 тысячи человек) от ОЭСР вдвое и от США на 60%.

Это мало что говорит о текущих возможностях страны (многие страны благополучно живут без заметной роли этой сферы), но определяет долгосрочные перспективы ее места в международном разделении труда и конкуренции. И это такая сфера, где отставание с годами становится необратимым. Думаю, точка невозврата близка, и готовность этого не допустить — тоже вопрос нашей ответственности перед детьми и внуками.